А. И. ШИНКОВОЙ. ОДИН ГОД ИЗ ЖИЗНИ ВРАЧА НИКОЛАЯ ВАСИЛЬЕВИЧА КИРИЛОВА В ЗАБАЙКАЛЬЕ. ЧАСТЬ 1.

Имя Николая Кирилова (1) стало появляться на страницах периодической печати в последнюю четверть XIX века. Оно не могло быть незамеченным в широких общественных кругах — так много и разносторонне освещал он злободневные вопросы тогдашней действительности. Обладая пытливым умом и неугомонным общительным характером, Кирилов успешно проявил себя в качестве врача, климатолога, краеведа, археолога, исследователя, путешественника, коллекционера, знатока восточной медицины и азиатской культуры. Он был членом Восточно-Сибирского отдела Императорского Русского географического общества (ВСОИРГО) с 1890 года, также являлся членом Приамурского отдела ИРГО и членом-корреспондентом Петербургского музея антропологии и этнографии.



Николай Васильевич и Мария Оттоновна, 1896 год, забайкальский период. Личный фонд Н. В. Кирилова. Государственный архив Читинской области


Николай Васильевич родился 3 августа (22 июля по старому стилю) 1860 года в Вышнем Волочке Тверской губернии. По данным забайкальского исследователя истории и культуры русской провинции Е. Д. Петряева (2), Николай Васильевич родился в семье военного фельдшера. После отставки отец Василий Кириллович служил  в губернском управлении секретарем и пока был в силе, семья, в которой кроме старшего Николая было шестеро детей, жила в достатке. Из-за переводов отца по службе семье несколько раз пришлось менять место жительства. Николаю довелось учиться в классических гимназиях: три года в новгородской и пять лет в гродненской. В старших классах гимназии Кирилов выделялся своим высоким ростом и начитанностью. В его аттестате зрелости отмечена «любознательность к физико-математическим предметам выдающаяся» (3). Сразу после окончания гимназии в 1878 году он поступил в Московский университет на естественное отделение физико-математического факультета, которое через год оставил, отдав предпочтение медицинскому факультету. На медицинском факультете университета с 1879 по 1884 гг. учился будущий писатель А. П. Чехов, с которым Н. В. Кирилов был хорошо знаком и по окончании университета имел с ним короткую переписку. Во время учебы у Николая Васильевича умер отец. Лишившись материальной поддержки, Николай вынужден был заняться репетиторством, но на жизнь денег не хватало, так как пришлось помогать матери. Он стал ощущать нужду, и вскоре в его организме произошли дистрофические изменения, приведшие к катару кишок. К тому же, к концу учебы он часто испытывал кровохаркание, что существенно подтачивало его силы. Позже, оказавшись в Забайкалье, он сам вылечился от развивавшегося туберкулеза легких. Но в студенческие годы лишь благодаря содействию профессоров А. П. Богданова, Н. В. Склифосовского и других ему удалось выхлопотать стипендию и закончить образование. Кроме названных профессоров в университете преподавали крупные ученые К. А. Тимирязев, Д. Н. Анучин, В. О. Ковалевский и другие. Особенно Кирилов благоговел к профессору А. П. Богданову (1834–1896). В 1879 году Кирилов с сокурсниками помогал профессору Богданову в устройстве экспозиции первой антропологической выставки в Москве. Представленные на выставке экспонаты, собранные вместе из разных коллекций, включая сибирские, развернутые в хронологической последовательности, касались истории эволюции человека. Один из разделов выставки особенно интересовал Анатолия Петровича Богданова: в своем труде по антропологии курганного периода Московской губернии, основанном на разнообразном богатом материале и измерениях, он склонялся к русской версии их происхождения. Тогда выставка произвела на молодого Николая Кирилова сильное впечатление. Особенно его заинтересовали экспонаты, доставленные из сибирского региона, малоизученного, но представляющего большой научный интерес для зарождающейся сибирской археологии. Многие годы спустя он будет вспоминать ту выставку и однажды напишет: «Антропологическая выставка 1879 года оставила во мне неизгладимое впечатление, благодаря выдающейся энергии и такту устроителей, умевших у нас в Москве дать ряд наглядных иллюстраций жизни доисторического человека, показать, что следы примитивной культуры можно искать не только у «вымирающих инородцев», но и среди «победителей жизни» (4). Может быть, тогда, в студенческие годы, у Кирилова сформировалось убеждение в необходимости заниматься исследовательской работой. Через несколько лет своему наиболее уважаемому преподавателю А. П. Богданову Кирилов посвятит сочинение «Интересы изучения народной и тибетской медицины в Забайкалье».   

В 1882 году Николай Васильевич женился на Марии Оттоновне (урожденной Ржецкой, дочери полковника). В мае 1883 года он закончил учебу в университете, после сдачи экзаменов и подписания «факультетского обещания» получил степень лекаря. Еще перед выходом из университета в самостоятельную жизнь молодой специалист обратился к ректору университета с письмом, в котором ходатайствовал о назначении его врачом в Западный край России, поближе к родным. Ему нужно было поддержать мать-вдову, своих братьев и сестер, проживавших в Гродно. Просьба Кирилова была удовлетворена, он получил место врача в уездном городке Климовичи Могилевской губернии. Как только в следующем 1884 году матери удалось выхлопотать пенсию и ей с детьми стало жить легче, Николай Васильевич стал добиваться в медицинском департаменте перевода на службу в Сибирь. Об этом далеком крае тогда много писали. В обществе складывалось впечатление, будто бы в Сибири невозможно было быть бедным. В 1880-е годы активно работала переселенческая служба. Правительством была разработана программа по переселению в Сибирь преимущественно жителей юга России. Кирилов поддался массовой эйфории, надеясь получить вдали от дома материальную независимость и найти возможность посвятить себя научным исследованиям.

Вскоре назначение на новое место службы было получено. Не дожидаясь весны, поздней осенью 1884 года вместе с женой Марией Оттоновной он отправился в Восточную Сибирь. Супруги решаются ехать на огромное расстояние в 6 000 верст в санях с наступлением холодов. Ими были преодолены многочисленные станции без должного уюта и в бесконечных ожиданиях смены лошадей. Из губернского Иркутска Кириловы перебрались по льду Байкала в Забайкальскую область и 20 февраля 1885 года остановились в с. Уро. Село, куда прибыл по назначению молодой сельский врач, через два дня принявший должность, состояло из чуть более десятка дворов. Оно расположилось на берегу одноименной речки, что в 6 верстах от города Баргузина. В отличие от села Уро старинный окружной город Баргузин, основанный в 1648 году, имел 150 домов и около одной тысячи жителей. Уже в 1896 году в Баргузине проживало около двух тысяч жителей, кормившихся Байкалом да таежным промыслом. Здесь не было особых мест для досуга. Возникшая было идея у двух-трех ее граждан открыть читальню сразу не нашла поддержки у местного начальства. После к ней вернулись, но процедура открытия общественной библиотеки тянулась с 1888 по 1894 год и, наконец, благополучно завершилась в 1896 году. Также здесь был Спасо-Преображенский собор, построенный в 1834 году на средства купца Ивана Черных, да банк — вот, пожалуй, и все достопримечательности этого городка.

Баргузин с 1783 до 1822 года считался уездным городом, однако из-за того, что он мало развивался, в 1927 году его лишили статуса города. На большом пространстве Баргузинской степи жило 12 тысяч бурят. Буддисты посещали Баргузинский дацан, расположенный в 56 километрах от Баргузина. Баргузинская же духовная миссия, хотя и существовала давно, но не была в почете. О местном миссионере крещеные инородцы отзывались нелестно, говорили, что батюшка на диво преуспел в торговле, любого за пояс заткнет, а службу справляет 3–4 раза в год, перекладывая ее на дьякона (5).

По берегам реки Баргузина, близко к городу, располагалось русское оседлое население, которое состояло примерно из 7 тысяч человек. В этой глухой местности, практически в экстремальных сибирских условиях, в постоянном противостоянии невежеству, суеверию начал практиковать врач Кирилов. Ему было положено жалованье 656 рублей в год, на которое с женой и маленькой дочкой жить было очень трудно. Для сравнения отметим, что когда в Забайкалье после польского восстания 1831 года прибыли ссыльные ксёндзы, то они получили на содержание по 50 копеек в сутки и 5 руб. квартирных в месяц, что в год на каждого выходило по 240 рублей (6). Еще польские священники получали денежные переводы от родственников и тратили всю наличность исключительно на себя. Кирилов же в Сибири сразу стал ощущать нехватку денежных средств. Оставленное ему врачебное казенное имущество было скудным: несколько медицинских журналов, акушерские и зубные щипцы, банки, мензурки да 17 наименований порошков в мизерном количестве. Ему недоставало полного набора медицинских инструментов, постоянно не хватало медикаментов.

Выделенная семье Кирилова для жилья комната одновременно служила приемным покоем, а в чрезвычайных случаях и лазаретом. Чтобы лечить больных и принимать профилактические меры на случай эпидемий, Кирилов должен был совершать постоянные разъезды по вверенному ему району, но за неимением своей лошади ему ее приходилось нанимать. Часто наблюдая бедных больных, он лечил таких крестьян и инородцев за свой счет. В самом начале сибирской жизни судьба преподнесла ему много трудностей и полное разочарование. Даже с наступлением тепла в семье Кирилова мало что в бытовом отношении изменилось. Вспоминая об этом периоде, Кирилов однажды напишет: «Направляясь в Сибирь, — я был в полной уверенности, что здесь получу материальную возможность обставиться необходимыми научными пособиями. Между тем, мне приходится нуждаться даже в пище» (7). Е. Д. Петряев заметил, что предшественник Кирилова, врач Церавский, составивший состояние на обслуживании семей золотопромышленников, по-видимому, создал у местных жителей не совсем правильное представление о профессии врача (8). Этот окружной врач, помимо практики в Баргузине, еще обслуживал баргузинские золотые промыслы. Он отказал Кирилову в передаче годовой городской практики, оставив тому довольствоваться только сельской, что было недостаточно, чтобы нормально жить молодой семье. Поэтому для Кирилова стало неожиданностью, когда один зажиточный крестьянин, владелец заимки по фамилии Терентьев явился к нему и попросил того проехать с ним к заболевшей жене, за что обещал заплатить 3 рубля серебром. При входе крестьянин отрекомендовался как состоятельный и проговорился, будто бы обычно платит врачу 10 рублей, даже может платить и больше. Когда же Кирилов сказал, что за визит возьмет 10 рублей, то крестьянин ответил, что не даст ему этой суммы. По разумению этого крестьянина, Кирилов не был самодостаточным, так как  не держал лошадей, следовательно, не мог быть хорошим уездным доктором, а был только фельдшером. Отсюда и плата ему должна быть меньше. Слово за слово и тот крестьянин неожиданно рассудил по-своему, что, мол, обращаться к Кирилову за помощью не следует, а нужно искать другого врача и уехал к окружному врачу, надо полагать, Церавскому. Кирилов был сильно раздосадован и обижен от встречи с этим мужиком. Он только что вернулся из объезда своего огромного участка, где раздавал всем больным крестьянам собственные лекарства за неимением казенных, не спрашивая, может ли ему за них заплатить народ, а тут такой случай (9). Со временем всё бы забылось, но, к сожалению, этим дело не кончилось. Вскоре последовала заметка в газете «Сибирь», подписанная «Крестьянин М. Терентьев». В ней автор писал о том, что его брат приехал в г. Баргузин к сельскому врачу К. за медицинским пособием и, как бы между прочим, тут же сообщалось, что этого врача по приезде в Баргузин хвалили за внимательное лечение и бескорыстие. Но вот незадача — врач этот отказался оказывать помощь больной за предложенную плату (10). Автора, подавшего заметку в газету, мало беспокоило, как и на что живет сельский врач.

Весной в г. Баргузине, когда начались полевые работы, прекратили подвоз хлеба, что могло продлиться месяца два. Кто не успел запастись, тот вынужден был жить без хлеба. Уже не один год бывало так, что после этого срока за пуд ржаной муки, который до этого стоил 50–60 копеек, теперь могли брать 1 рубль 80 копеек и даже 2 рубля 20 копеек. Тогда как цена ржаной муки на Иркутском рынке за пуд была от 1 рубля 40 копеек до 1 рубля 80 копеек. Иные годы крестьянам, прибывшим в Баргузин за несколько километров, чтобы купить себе 2 пуда хлеба, не удавалось заполучить его. Тогда как продавали городской хлеб сосланным сюда на поселение после каторги на Каре, которые по закону не в праве были жить в городе (11). Такая операция, а правильней сказать барыш, давала городской казне Баргузина хороший доход. Обо всем этом было известно Кирилову. Были и другие немалые трудности у молодого врача, не обжившегося еще на новом месте. Не от того ли 3 рубля за визит врача к состоятельному крестьянину казались недостаточными Кирилову. Вскоре выяснилось, что автор статьи, назвавший себя крестьянином М. Терентьевым, на самом деле был письмоводителем инородческой степной думы, по слухам получавший 2 000 рублей жалованья, к тому же бывшим родственником зажиточного крестьянина, явившегося к врачу Кирилову (12).

Не приходится удивляться тому, что письмоводители получали в разы больше, чем уездные доктора. Как-то в газете было помещено сообщение от 13 апреля 1886 года из Балаганского ведомства Иркутского уезда. В частности, там писалось о том, что в марте прошел бурятский суглан, на этом собрании общество пыталось удалить от должности местного письмоводителя по фамилии Солнцев, который при оплате в 5 000 рублей жалованья в год совместно с бывшим тайшей Егоровым стал всяческими способами эксплуатировать общество (13).

Зажиточных людей в Сибири было немало. Особенно, кто был трудолюбив и изворотлив, тот с годами мог стать вполне обеспеченным человеком. Как скажем, живший в Тунке крещеный бурят по фамилии Дорофеев. В округе не было богаче его. Он держал в ежовых рукавицах все бурятское население. За ним числились лучшие земли, кабаки и постоялые дворы, и мельницы, и обывательская гоньба (14). В отличие от таких людей сельский врач, совершавший 2–3 раза в месяц объезд вверенного ему уезда, вынужден был иметь материальную практику в надежде на помощь зажиточных людей, чтобы затем обеспечивать медикаментами других больных, менее состоятельных.

Сопоставляя сложившиеся обстоятельства и условия проживания в новой для себя местности и желая отстоять пошатнувшуюся репутацию и престиж профессии сельского врача, Кирилов стал разъяснять через прессу ошибочность и поспешность суждений не только крестьянина, но и своего недоброжелателя в лице обозначенного корреспондента. Но все было тщетно. Вступив в полемику через газету, Кирилов не заметил, как был вовлечен в более крупную игру неизвестных ему лиц, что, по его мнению, не делало чести газете, предоставившей свои полосы для скверны на него. Газета продолжала комментировать поступки врача такими вот, например, сообщениями из Баргузина: «Здесь удивляются, зачем некто К. делал вечера до открытия присутствия по воинской повинности, и почему один врач только по окончании присутствия по воинской повинности заявил, что его пытался подкупить еврей Р., чтобы не браковать не имеющих льгот евреев»(15). Разные «сообщения», непроверенные факты или искаженные случаи в угоду кого-либо — привычное дело для газеты, которая сама признавалась читателям, что ведет рублику «Сибирская хроника» на основании слухов и т. д. (16). Газета «Сибирь» не принимала претензий, даже усиливала нападки на оппонента, если чувствовала беззащитность противной стороны, как это случилось с Кириловым.

Газета «Сибирь» издавалась в Иркутске. Когда газета стала терять популярность и чахнуть в руках неумелого редактора-издателя Клиндера, ее выкупили местные журналисты-литераторы А. П. Нестеров и В. И. Вагин с надеждой, что ее возглавит находящийся с ними в дружеских отношениях Ядринцев. Но Ядринцев, недавно возвратившийся из ссылки и чувствовавший себя еще не полностью реабилитированным, колебался в данном решении. Ф. Ф. Буссе, чиновник по особым поручениям в Главном управлении Восточной Сибири, не будучи хорошо знаком с иркутскими литераторами, стал хлопотать о переводе издания газеты в Петербург. В чем, собственно, разошелся с мнением Ядринцева, желавшим, чтобы газета выходила в Сибири. Когда же интересы сторон прояснились, то Буссе отказался от своего намерения и добился в Главном управлении по делам печати, чтобы издательством газеты по-прежнему занимались в Иркутске, но уже под началом Вагина (17). Кирилов не захватил Вагина в качестве редактора газеты. Когда он приехал в Забайкалье, редактором газеты был М. В. Загоскин, имевший  духовное образование, и о котором отзывались как о прогрессивном литераторе. Не зная, как выйти из создавшегося положения, молодой врач обратился в июне 1885 года за помощью в Иркутск в Географическое общество, надеясь там, среди врачей отдела, найти защиту от нападок на него газеты. Узнав об этом, газета «Сибирь» тут же заметила: «Д-р Кирилов из Баргузина, по-видимому, незнающий о существовании общества врачей Вост. Сибири, обратился в здешний отдел географического общества отчасти, как нам сообщено, с жалобой на нашу газету…» (18). В том письме во ВСОИРГО Кириллов, в частности, писал: «Уважая печатное слово, я в первую минуту подумал, что редакция тут сама введена в заблуждение, нравственно не отвечает за то, что просили напечатать другие, — и потому хотел было отвечать на запрос, предложенный мне. Но более близкое знакомство с газетой «Сибирь» убедило меня, что она не в первый раз решается на не заслуженные или грубые выходки против врачей» (19).

Рукопись Н. В. Кирилова «Гусихинские и Уринские минеральные воды». Личный фонд Н. В. Кирилова. Государственный архив Иркутской области

Географический отдел не хотел да и не мог заступиться за Кирилова в его недоразумении с газетой, и вовсе не потому, что он еще не был в составе общества, просто устав не позволял влиять на такую ситуацию. Поэтому просьбу Кирилова о содействии оставили без последствий (20). Кирилов был прав, когда подметил, что о неприглядной картине в отношении врачей в газете сообщалось постоянно. Врач, призванный оказывать помощь больному, не был огражден от грубости встречающей его стороны. Но из-за огласки случая с Кириловым в печати вышестоящее начальство обеспокоилось создавшейся неприглядной ситуацией. Областной врачебный инспектор с раздражением высказал Кирилову: «Для Вас было бы полезнее избегать сотрудничества в органах печати сомнительного направления» (21).


Две карты маршрута Н. В. Кирилова из Баргузина в Верхнеангарск, а оттуда к Байкалу в 1885 г. Извлечение из Известий ВСОИРГО. Т. 17. № 1–2. 1886. Иркутск, 1886. С. 191–192

Надо заметить, что врачей с европейским образованием в Забайкалье не хватало. Всего их насчитывалось едва ли более 50-ти человек, да и те были распределены по казачьим и воинским частям, по гражданским и общественным, промышленным организациям. Из этого числа отдельные врачи вовсе не занимались лечением, а сидели в канцеляриях с постоянными отчетами. На обширный край вольно-практиковавших было 9 врачей, так что картина Кирилову представлялась совсем удручающей. Причина недостатка врачей состояла и в отдаленности края от Центральной России, и в скудном содержании, и в неустроенности привычного быта. «При таких обстоятельствах большая часть вакансий по необходимости замещается молодыми неопытными врачами из казенных воспитанников, которые вслед за истечением срока их обязанностей службы, или даже до истечения сего, за расстройством здоровья, выходят в отставку или поступают на службу в другие ведомства, пользующиеся большими преимуществами» (22).

Однако справедливости ради следует отметить, что не все практикующие медики исполняли свой долг надлежащим образом. За несколько лет до приезда Кирилова в Забайкальский край, та же газета «Сибирь» писала о том, как медицинское начальство четыре года безуспешно пыталось открыть в Тунке приемный покой. Местное общество в лице крестьян, казаков и бурят бежало от больницы, как черт от ладана. Тункинцы категорически заявили, что они не хотят открывать больницу по причине того, что перестали доверять своему фельдшеру. Оказывается, их фельдшер промотал бывшие у него на руках казенные принадлежности, предназначенные для будущего больничного покоя. Вместо того, чтобы объективно разобраться в истинном положении вещей и наказать виновного, врачебная управа настаивала на том, чтобы общество заново за свой счет завело взамен новые больничные принадлежности (23). Неудивительно, что в сибирской глубинке к врачам местное население относилось с осторожностью. Нередко забайкальские старообрядцы вовсе отказывались от врачебной помощи, а буряты по обыкновению предпочитали в случае недуга обращаться к буддийским ламам или шаманам. Когда Николай Васильевич приехал на место своей службы, то во всей Забайкальской области проживало до 14 тысяч лам, число же лам-эмчи, способных оказывать медицинскую помощь, в иные годы доходило до тысячи и более того. Здесь нередко появлялись монгольские и даже тибетские ламы-врачеватели. Еще немало было лечащих шаманов, хотя большую их часть ламы вытеснили на западную сторону Байкала. Ламы-врачеватели наряду с шаманами имели влияние на местное население, народ верил им и с осторожностью относился к врачам, получившим европейское образование. Нужно было преодолевать предрассудки бурятского населения, традиционно связанного с монгольским миром. Кирилову приходилось постоянно доказывать местному населению превосходство европейской медицины над малознакомой и практически не изученной тибетской медициной. Но сделать это было сложно, хотя бы потому, что порой один неряшливо относившийся к своим обязанностям фельдшер или врач мог испортить общее впечатление жителей отдельной местности о данной профессии. Так, к примеру, случилось в 1886 году в Балаганском округе в селениях Коновалово, Ташликово и Талькино, где более полугода свирепствовала скарлатина. Медицинскую помощь оказывали скудно и редко из-за больших расстояний. Чтобы спасти детей, родители вынуждены были обратиться к знахаркам, а те поили детей каким-то наваром куриного помета. Тогда мало кто из детей выжил (24).

Может быть, имя Н. В. Кирилова не дошло бы до наших дней, как не остались в истории имена других его коллег, призванных в силу своей гуманной профессии служить людям, не будь у него большого желания заниматься различными исследованиями в области естествознания, краеведения, археологии, благодаря чему он склонился к коллекционированию. Правда, не просто да и не сразу, как хотелось бы, всё складывалось. После университета Кирилов чувствовал в себе природную наклонность к исследовательской работе, развитую преподавателями университета. Он не стал ограничивать себя рамками медицинской практики, хотя и в ней им сделано немало. Его досуг от службы был полностью направлен на разносторонний круг интересов. Уже весной, спустя несколько месяцев по прибытии в Баргузинскую местность, он занялся метеорологическими наблюдениями. В этом деле неустанным помощником ему была Мария Оттоновна. Поводом начать наблюдение за погодой послужила статья всё в той же газете «Сибирь». Метеорологическая комиссия Русского географического общества через газету обратилась к читателям с предложением оказать помощь науке. И если такие лица найдутся, то они должны были взять на себя обязательство наблюдать за погодой в местах своего проживания. Такая работа, не требующая особых инструментов, имела большую важность для сельского хозяйства и была полезна для развития данного направления науки. Единственные условия были просты и не требовали больших усилий. Нужно было записи вести так, чтобы они были однородны, постоянны, в них не допускались длительные перерывы, чтобы можно было сравнивать их между собой. Отозвавшемуся на данное предложение лицу высылался оттиск статьи известного петербургского профессора, основателя отечественной климатологии А. И. Воейкова.

Кириловы оказались теми людьми, кого заинтересовала публикация Русского географического общества. Они стали добросовестно наблюдать погоду и делать соответствующие записи. Были ли в их пользовании термометр, анероид, прибор типа барометра для измерения атмосферного давления и дождеметр, не известно. Однако уже в июне 1885 года Кирилов отправил первые метеорологические наблюдения в Восточно-Сибирский отдел Императорского Русского географического общества (ВСОИРГО). Наблюдения за погодой супруги проводили регулярно, преимущественно в западной половине Забайкалья, однако старались сравнивать данные, хотя бы в краткой форме, с Иркутской и Якутской погодой. В отчете деятельности ВСОИРГО за 1885–1886 гг. в перечне фамилий, занимающихся метеорологическими наблюдениями, значилась и фамилия доктора Кирилова из Баргузина (25). Им же было описано солнечное затмение, происходившее 7 (19) августа 1887 года, наблюдаемое в Петровском Заводе Верхнеудинского округа Забайкальской области. Об этом в заметке Кирилов писал: «За 18 минут до полного затмения солнца стали усиленно петь петухи… В 12 ч. 37 м. 58 с. вдруг вспыхнуло кругом луны узкое светящееся кольцо цвета ярко горящего керосинового пламени, я снял очки. В 12 ч. 38 м. 10 с. потух последний луч света, виденный через бинокль; к этому времени кольцо короны стало бледнее, его поверхность заволновалась» (26). В дальнейшем этот вид  научной деятельности даст повод Географическому обществу объявить Николаю Васильевичу благодарность, а Мария Оттоновна получила бронзовую медаль. Результатами корреспонденций в Географическое общество супругов Кириловых по метеорологии будет серьезно интересоваться петербургский профессор А. И. Воейков, основоположник русской климатологии, деятель РГО. В итоге долголетнего изучения погоды Кириловы стали обладать обширным сводным материалом, позволившим характеризовать климат Забайкалья, а позже Южного Сахалина и других районов Дальнего Востока.

Метеорологические наблюдения стали для врача Н. Кирилова далеко не единственным увлечением в часы досуга. Хотя можно ли назвать досугом стремление человека серьезно заняться обстоятельными исследованиями. Где бы он ни жил в Забайкалье, всюду находил занятие по душе. Даже прогулки его с женой и знакомыми близи селения Петровский Завод выходили не просто только приятным испытанием себя при восхождении на самую высокую гору «Лунина». Подъем  проходил с пользой, с освидетельствованием ее высоты при помощи вех и нивелира (27).

Чтобы расширить рамки своей полезности обществу, Кирилов делает попытку получить из библиотеки ВСОИРГО нужные книги. В письме в Отдел от 23 июня 1885 года он просит найти возможность снабдить его сочинениями, касающимися Баргузинского округа (по геологии, биологии, этнографии), а также учебником тибетского языка, «дабы я получил возможность познакомиться с лечебником бурятских лам», — писал врач. (28). Однако Кирилову было отказано в книгах, так как он не являлся членом Географического отдела. Им он станет позже, а пока в июле 1885 года Николай Васильевич решает самостоятельно совершить поездку к местным горячим источникам, о которых ему поведали местные жители. Двигаясь по правому берегу речки Гусиха, притока реки Баргузина, он вышел к источникам, расположенным от города Адамов в 12-ти, а от города Баргузин — в 39 верстах. Затем он посетил Уринские горячие воды. В своих записях врач отметил, что эти горячие воды находятся на берегу речки Уро (Урро), притока р. Баргузина, на расстоянии более 50 верст от города Баргузина.

В крае, где поселился врач, были и другие полезные горячие источники. Одним из первых о целебных водах Восточной Сибири писал чиновник Н. С. Щукин. Более известными, чем Гусихинские и Уринские воды, были Туркинские, расположенные как раз напротив острова Ольхон. Их исследовали, начиная с 1806 года, аптекарь Гельмом, через 20 лет химик Гесс, еще спустя 33 года химик Львов, чьи расчеты существенно расходились (29). В начале XIX века Туркинские минеральные воды перешли в ведение Приказа Общественного призрения. Вблизи источника было обустроено село Горячинское, заселенное ссыльными поселенцами. Архитектором Разгильдеевым был снят план местности с постройками, высочайше утвержденными в Гатчине в 1844 году. В дальнейшем этот минеральный источник и прилегающая к нему местность получили статус Туркинского курорта. В мае 1897 года высочайшим указом он был признан общественно значимым (30).

Кирилов заинтересовался горячими минеральными источниками вблизи Баргузина как менее исследованными, чем Горячинские, и чьи воды были не хуже, а в ряде случаев превосходили своими целебными свойствами Горячинские. Он высказывал мысль, что если бы на этих водах имелись хорошие постройки, то здесь можно было бы развернуть добротные лечебницы. Результаты проделанного им пути были нанесены на план в масштабе и отложились в рукописи, состоящей из 2-х частей, «Гусихинские горячие минеральные воды; Уринские горячие воды». Рукопись была  отправлена им для публикации в Иркутск в Географическое общество с сопроводительным письмом: «Императорское Русское Географическое Общество в Восточно-Сибирский Отдел. Имею честь приложить при сем описание Гусихинских и Уринских горячих вод Баргузинского Округа, составленное мною, и просить выслать мне устав Общества. Отправляюсь скоро в командировку на Ангарские рыбные промыслы, надеюсь составить коллекцию шкур для чучел птиц и рыб, сколько смогу; причем постараюсь ее осенью выслать, если хватит средств на почтовую пересылку. Баргузин. 27-е июля, 1885 г. Врач Кирилов» (31).

Отдел ВСОИРГО не замедлил ответить врачу: «Баргузинскому сельскому врачу. Честь имею уведомить Вас, что статьи Ваши: Краткие описания окрестностей г. Баргузина и Гусихинских и Уринских горячих вод переданы на рассмотрение (в) редакционную комиссию, и если будут приняты, то в печати появятся в одном из первых выпусков «Известий отдела». Направляем Вам согласно Вашей просьбы свой устав. [И далее тут же] Отдел честь имеет сообщить, что Ваша работа по исследованию мало известного Баргузинского края будет принята. Председатель М. Я. Писарев. Август 1885 г.» (32).

Этим же летом Кирилов совершил командировку на ангарские рыбные промыслы. Она началась 8 августа 1885 года. На северной стороне от Байкала Кирилов сделал не менее интересные наблюдения. Туда он проехал верхом от Баргузина до Верхнеангарска и далее по Верхней Ангаре к пристани Догары. Не исключено, что в этих диких и малоизученных местах ему первому из европейцев довелось ставить эвенкам прививки от оспы. Но помимо этого врач выступил исследователем, подробно описал маршрут следования к дельте Ангары и Кичеры. Его статья «Поездка в Нижне-Ангарск, Баргузинского округа, на Байкале в 1885 году» объемом 83 страницы была опубликована в Известиях ВСОИРГО № 1–2 (Иркутск, 1886).

В статье Кирилов раскрылся не только как врач, интересующийся условиями жизни местного населения, но и как этнограф, подмечающий малейшие детали быта и уклада жизни бурят, эвенков, русских, проживавших к северу от Байкала. В частности, рассказывая о бурятской юрте, где останавливались на ночлег, Кирилов не забывает отметить буддийскую веру, укоренившуюся у бурят, что подтверждалось наличием бурханов и молитвенной мельницы с волчком с накрученным на него текстом молитв, что постоянно вертят буряты вместо чтения самих молитв. Большое внимание врач уделил описанию местных промыслов, ловли и сбыта омуля, условиям проживания жителей сурового края. Составленная им в поездке метеорологическая таблица была передана начальнику магнитно-метеорологической обсерватории. Не оставлял врач и антропологию: посетив верхнеангарских бродячих орочен, измерил 44-х типичных представителей по упрощенной схеме; запись измерений им была переслана в общество любителей естествознания. Годы спустя Кирилов сетовал на то, что те данные не были обработаны (33).

Вскоре музей ВСОИРГО получил первый дар Кирилова — несколько шкурок животных и гербарий местной флоры. Так, постепенно к основной своей профессии Кирилов добавил увлечение исследовательской деятельностью, способствовавшей, с одной стороны, разнообразию его жизни в глуши, с другой — обогащению знаниями, так как он постоянно писал и публиковал статьи на самые злободневные темы. О том, насколько продуктивным был первый год жизни доктора Кирилова в Забайкалье, говорит перечень написанных им работ, отосланных в 1885 году на рассмотрение редакционной комиссии ВСОИРГО. В отчете Восточно-Сибирского отдела ИРГО сообщалось: «В 1885 году на рассмотрение редакционной комиссии ВСОИРГО поступили статьи доктора Н. В. Кирилова: 1). «Краткое описание местности около Баргузина»; 2). «Гусихинские и Уринские минеральные воды»; 3). «Кое-что из флоры Баргузинского округа Забайкальской области»; 4). «Поездка в Нижне-Ангарск, Баргузинского округа, на Байкале в 1885 году» (34).